Архыз

Подражание Саше Соколову «Школа для дураков», 1973

Мне сегодня приснилась мама, не такая как я ее помню десять лет назад, когда она стала похожа на бабушку и умерла, а молодая и красивая, с модной прической и в красной шелковой кофточке, которую она так любила, как в 1973 году, когда ей было сорок пять лет, и она только защитила докторскую диссертацию. Маму звали Нина Михайловна, а фамилия ее начиналась на букву «П» и было в ней тринадцать букв, и я не буду вам ее сообщать – все равно не запомните, а если сами не знаете, значит вы в нашем институте, где я был тогда на третьем курсе, не учились, или не посещали  лекции по органической химии, которые она читала, и лабораторные работы прогуливали, и ничего не бромировали в стеклянной колбе, и не разбивали термометр Бекмана, и не втыкали осколки себе в руку, когда пытались надеть резиновую пробку на стеклянную трубку, чтобы заткнуть эту чертову колбу, из которой идет ядовитый буро-оранжевый дым. А на букву «П» легко писать таутограммы вроде: «Пришла подруга председатель профкома проинформировать парторга Пржиялговскую про появившуюся пару профсоюзных путевок…» в горнолыжный курорт Архыз на Кавказе. И моя мама - парторг факультета - пришла домой и спрашивает хочу ли я поехать с моим другом Игорем на две недели в этот Архыз, как раз в каникулы после зимней сессии, до окончания которой оставалось нам сдать один экзамен по коллоидной химии, которую я тогда не понимал зачем она нужна, как и многое другое, а потом понял, жалко что поздно, но все лекции посещал и конспектировал, а вот учебник Фролова раскрыть не удосужился, но был очень в себе уверен - не в первый раз экзамен сдавать, ну и говорю, что конечно хочу, тем более, что моя девушка Наташа на каникулы уезжает к родителям в Рязанскую область, а вот насчёт Игоря - это вряд ли, потому что завалил электротехнику и будет пересдавать в хвостовую, так что я спрошу другого однокурсника Мишу Брина, кто забыл, так он жил в общежитие и ходил в красном свитере всегда с черным узором с длинными черными кудрями до плеч как Битлз, уж девочки должны помнить, а к тому же отличник и пил в меру.

Миша идею одобрил, мама купила путевки, а папа билеты на поезд, я на Кавказе раньше был один раз в Тбилиси, не считая Черного моря в Сочи, про Архыз не слышал - ну где-то там в горах, горное солнце, лыжи к печки и если друг оказался вдруг, но на друзей полагался и сам был готов уступить место в шлюпке и круг, а уж перерезать собственную верёвку, как в фильме «Вертикаль» и не задумался, было бы чем.

Мы с Мишей сели в поезд на Казанском вокзале, вокзалов в Москве было девять, а направлений одиннадцать – парадокс, а мой папа любил говорить «Терпеть не могу парадоксов!", наше южное, но можно и в другие стороны, хотя бы и в Петушки как Веничка Ерофеев , просто к слову, потому что мы взяли по две бутылки на брата, не принято было ездить с пустыми руками на отдых, и сразу пригодилось: в купе к нам подсели ещё два парня, куда путь держим, в Черкесск, да вот совпадение мы тоже в Архыз на лыжах кататься, Савелий с гитарой, а Валера с фляжкой из нержавейки и куском сала в белой тряпке, давайте студенты за знакомство, да пока оставьте при себе - у нас тут настоящий, как раз для химиков, развести надо. И понеслось, разрывая струны и душу, Па-а тундре, Па-а сибирской дороге... Классные ребята, весело с ними время проведем, Миша полез на верхнюю полку, а я накрылся одеялом на нижней, и помчал нас курьерский в дальнюю даль, к снежным вершинам, где как блеск клинка и уходил за облака, и так здорово стучали колеса на стыках рельсов как автоматные очереди. 

Эти проклятые рельсы стучали так сильно, что я проснулся и, приподняв голову с подушки, увидел, что в окно купе стучат мои мама и папа, которые пришли нас проводить, потому что жили недалеко от Трех Вокзалов, мама была в вязаной шапочке, а папа в ушанке с потёртый кожаным верхом, которую он наверно привез ещё с войны, когда демобилизовался осенью 45-го и встретился с мамой в институте, где он уже учился осенью 41-го на первом курсе, а когда институт эвакуировали в Казань, он опоздал на поезд и остался в Москве пока ему не исполнилось восемнадцать в марте 42-го, и его забрали на фронт, а про бронь для студентов он не знал, и зачислили его во взвод истребителей танков и послали затыкать Харьковский прорыв, и в первый же день всех убило, кроме папы и еще двоих мальчиков, и после демобилизации ему пришлось опять пойти на первый курс, где был ещё один фронтовик Сережа Катальников, которому мама тоже нравилась, несмотря на туберкулёз, которым она заболела в эвакуации на лесозаготовках, выполняя норму три кубометра в день, что для четырнадцатилетней девочки весом сорок килограммов означает всё для фронта - всё для победы, а она мечтала о судьбе Зои Космодемьянской и играла ее в школьном театре в этом богом забытом поселке Ныроб Пермской области, но не буду дальше скрывать от вас: она остановила свой выбор на моем папе, пусть даже он был младший сержант, а Сережа русский и старшина и доучился до профессора, а папа нет.

Хорошо, что как раз в эту минуту поезд тронулся и родители в купе не зашли, и ничего не почувствовали, и стекло было достаточно грязное, и они не много увидели, просто помахали мне на прощание, а я потерял сознание, а когда очнулся мы подъезжали уже к Воронежу, где Валера купил на перроне банку соленых огурцов, главным образом из-за рассола, который очень помог и Мише тоже.

Тут я вспомнил про коллоидную химию как я пришел на экзамен, который принимала молоденькая ассистентка Шабанова, похожая на Александру Коллонтай, которая училась у моей мамы и знала, что я ее сын, и очень волновалась, и не зря: беру я билет - читаю вопросы: первые два знаю, а третий нет, то есть я  без понятия о теории Гюи-Гельмгольца, никогда не слышал о таких, можно другой билет - конечно Дмитрий Леонидович, и опять в третьем вопросе про ихний двойной электрический слой, возьмите другой - опять не везёт, но надо отвечать, пусть хоть на два вопроса знаю, и остался без стипендии - преподавательница поставила тройку, и как увидела в зачётке все пятерки, так расстроилась, что пришлось ее утешать, а почему вы Дима на лекции не ходили, да что вы Надежда Антоновна, я на всех десяти лекциях был, да но их было пятнадцать, не может быть, и тут я вспомнил, что друг мой Игорь сказал что коллоидная в ноябре кончается, а поскольку эта лекция была последняя пара, то мы с ним весь декабрь в это время играли в биллиард, у него дома рядом с институтом, может и хорошо что он не поехал – подвел меня все-таки, и Наташа сессию завалила и не поехала к маме в поселок Октябрьский в Рязанской области, и мне может надо было с ней остаться и встречаться на квартире ее тети на Багратионовской, где еще жил ее троюродный брат идиот Виталик, который соглашался погулять только за пять рублей, и пересдать эту коллоидную, узнать за этих Жана Гюи и фон Гельмгольца и за ихний зета-потенциал, который мне придется измерять в Америке через сорок лет в компании Кэбот.

А голова все еще болит, и ноги очень болят - он на них сидит, Миш, сколько было лекций по коллоидной, да почём я знаю - ни на одной не был, а как ты сдал, да без проблем Димыч, взял у Ленки Петровой конспекты полистать и пошел сдавать дедушке Цурюпе, а он всем только пятерки ставит, а девушкам ещё и ручки целует.

Дорога в Архыз забирается все выше в горы, осиновый лес, хвойный лес, камни, на вершинах холмов остатки крепостей, сторожевые башни, и вот появились сверкающие на солнце белоснежные вершины гор Главного Кавказского хребта, водитель называет их Пшиш, София, Аманауз, Алоус, Кара-Кая…э-э-э, память подводит… и Зеленчук-река все сильнее слышится, стремясь по мокрым камням нам навстречу, иногда перекрывая шум автобуса, не зная, что после четвертого курса на практике в Невинномысске мы с Мишей искупаемся в этом Зеленчуке или в Кубань-реке, и со смуглой Таней из Днепропетровского  института, сил больше нет сдерживать тошноту и мы просим водителя остановить автобус, чтобы наконец вдохнуть кавказского горного воздуха.

В нашей группе сорок человек, нас селят по трое в четырехэтажном доме отдыха, за ужином объявляют новости: снега здесь нет и не будет, нашу группу делят на две части: первая идет завтра выше в горы на Лунную Поляну, где есть снег и подъемники, и они будут кататься на горных лыжах, а наша первую неделю проведет в Архызе, а потом уж пойдем на Хижину – альпийский лыжный комплекс в селении Лунная Поляна. В своем рюкзаке я обнаруживаю учебник Фролова по коллоидной химии, наверное его туда положила мама, с нами в комнате еще Рома Иоффе с четвертого курса Плехановского института, несколько располневший красивый брюнет, очень общительный и веселый, единственный кто привез свои собственные горные лыжи с ботинками, красные пластиковые Алю, катается он с трех лет в Альпах с родителями - дипломатами и нас с Мишей научит на раз, уже сбегал в магазин и ведет нас знакомиться с девочками: Надя Селина - красавица с русой косой толщиной в руку, Ира – высокая стройная в синем спортивном костюме на груди "РСФСР" (волейбол), на спине "Фролова-12" и Таня М – рыжая с зелеными глазами – я теперь знаю, что это опасное сочетание, все трое из ИнЯза, но тут в номер заваливаются знакомые Савелий и Валера не с пустыми руками, разливаем по первой, третьей, седьмой кажется, девочки не отстают, Йоффе берет гитару Савелия и под музыку Вивальди, под вьюгу за окном, печалится давайте, об этом и о том, и я, сдерживая тошноту и слёзы, просыпаюсь в нашем номере, и Рома спит сидя на полу в своей заграничной куртке, которую ему привезли родители два года назад из Швейцарии, как раз когда его отчислили за неуспеваемость из Плехановского и за что-то там ещё хроническое, о, скорее бы начать кататься, потому что погода замечательная и снежные вершины кажутся так близко, и ведь это наши горы.

Первая группа ушла, а мы остались, а поскольку делать на курорте было особо нечего, мои акции слегка поднялись, когда я сообщил новым друзьям, что могу научить их играть в любую карточную игру из известных мне тогда шестидесяти трех, девочкам больше всего понравилась «ап-эн-даун» - простенькая игра, в которую меня теперь обыгрывает мой внук Ари, но после нескольких стаканов шампанского, которым с невероятной щедростью снабжал нас Рома, и которое, как объяснила одна девушка из медицинского, быстро всасывается в мозг в высокогорной местности, для ведения счета концентрации не хватало и мы переходили на игру «веришь-не-веришь», а кто интересуется про «бутылочку», так этого не было, не карточная игра. Меня пригласила погулять вдоль речки рыжеволосая Таня, в ИнЯзе она специализировалась на французской литературе, и держа меня под руку, читала мне стихи Поля Элюара про любовь во время оккупации Парижа, которые позднее мне перевела моя учительница французского Маша Глузская, да, дочка самого артиста, и я ей рассказывал про Наташу, как я сделал для неё два великолепных чертежа в формате А1 печи для обжига кирпича по курсу "детали машин", потому что она училась на силикатном, потому что её папа был директором цементного завода в Октябрьском, но Демченко всё равно поставил ей тройку, потому что она назвала зубчатое колесо  «это колёсико», а про болт с резьбой 6М сказала, что это длина 6 метров, а про чертежи он догадался - это Дима тебе чертил, и пусть придет с зачеткой - я ему пятерку на тройку исправлю, шутил так Николай Николаевич, просидев в Гулаге двадцать лет, чего я тогда не знал, и тут мы случайно увидели, то есть встретили Брина в красном свитере с Надей Селиной и пошли вместе ужинать.

Дня через три объявили, что будет автобусная экскурсия в Домбай, все записались, вечером Савелий спел Домбайский вальс Визбора, традиционно поужинали с водкой, а ехать двести километров, отправление в шесть утра, вот только Рома не проснулся. Дорога сначала шла вниз по Архызскому ущелью, а потов вверх по Домбайскому вдоль реки Теберда, конечно против течения. Горы становились все выше, виды все более захватывающие, сразу после Теберды показался пик Эрцог, а затем остриё горы Белалакая с восходящим к нему острым полукруглым хребтом, разделяющим свет и тень. Эрцог, Эрцог… я же совсем недавно читал его «Аннапурну», неужели назвали гору на Кавказе в честь французского альпиниста Мориса Эрцога, написавшего такое:

 «Доктор сидел напротив меня и спокойно выполнял свою работу. Один за другим мои почерневшие, мертвые пальцы отделялись. Я смотрел на это без малейшего сожаления. Каждый отрезанный палец был символом нашего успеха. Мы сделали это. Мы поднялись на вершину Аннапурны. Боль казалась незначительной по сравнению с радостью победы. Я был счастлив, совершенно счастлив.»

Но нет, оказывается кавказская гора названа в честь немецкого горного инженера Отто Герцога. – И что ви говорите? Таки и осталось название? Не переименовали гору в борьбе с космополитами? – Да вот, каемся, руки не дошли до этого Эрцога, пик Александра II стал пик Ленина, Ульлу-Кара - Орджоникидзе, перевал Беккера – в Молодежный, но горам то все-равно, стоят себе и сверкают как вечным огнём ледяными своими вершинами, а вот Николая Павловича Левина, советского альпиниста, написавшего в 1935 году «Перевалы Центрального Кавказа», в 1944 году арестовали и расстреляли за пособничество врагу, когда Сталину стало известно, что немецкие солдаты использовали его книгу во время боев за Кавказ, интересно, знал ли про это Высоцкий, когда писал: « А до войны вот этот склон немецкий парень брал с тобою…»

Не могу сказать, что мы делали в Домбае, но на лыжах не катались точно, потому что ещё не научил нас инструктор Юсуф «палкой укол делать», а Рома на лыжах с младенчества, да не удалось утром разбудить, ну и к вечеру тронулись в обратный путь, на нашем автобусе ЛиАЗ, который знающему человеку чем-то напоминал немецкий Мерседес-Бенц, скорее всего надежностью. Поначалу было весело, Савелий пытался бренчать что-то на гитаре, но так трясло, что его удалось успокоить, и дальше ехали в тишине, если не считать надрывного хрипа двигателя. Уже почти в сумерках остановились заправиться, оправиться и покурить в поселке Нижний Архыз - водитель дал нам пятнадцать минут, кто-то зашел в магазин, но ничего съестного там не оказалось, и вот уже пора ехать, а Брина нет, ждем пять минут, ещё десять, несколько человек и я в том числе обегали все вокруг, кричали – нет друга Миши, водитель пытается закрыть двери, но в проеме стоит мощная как Родина-мать Надя, если он уедет, то она останется, нет мы все останемся – своих не бросают, даже если вражеский снайпер не прекращает огонь, и группа гордо выходит из автобуса в начинающуюся легкую метель, а автобус равнодушно уезжает. Миша появляется почти сразу, неважно где был - гулял, куда делся автобус, продавщица говорит, что до нашей базы в Архызе тридцать километров, но есть Дом Туриста, берем у неё пакет зеленоватых баранок и четыре Имбирной настойки – жуткая гадость, хватит отравить шестнадцать человек, а трое остались в автобусе – предатели, в Доме Туриста нас ожидает чудо: есть одна комната и в ней шестнадцать кроватей, мы пьем за дружбу, Савелий играет на гитаре про музыку Вивальди, про вьюгу за окном, я сижу на продавленной кровати рядом с Таней, а Миша с Надей, а в апреле мне исполнится двадцать, и уже этой осенью будет Война Судного Дня, в которой мы с Мишей могли бы участвовать, если бы наши родители поняли что ехать надо, когда мы были маленькие, но я бы не встретил там мою Наташу с силикатного, которая жила у тети на Багратионовской.

Утром мы бодро дошагали до нашего дома отдыха в Архызе и как раз успели к обеду. Завтра утром идем на хижину сменять первую группу, надо собрать вещи и кое-что купить – магазина в Лунной Поляне нет, и я пишу письмо маме как мы тут здорово отдыхаем, без ненужных подробностей, как потерялся и нашелся Миша, какие классные ребята в группе, и что с коллоидной – алкалоидной было недоразумение с расписанием лекций, Фролова читаю и конспектирую, и Коллонтай экзамен пересдам как только приеду, тут пришел Брин и мы вспомнили как этой осенью на картошке, наш студент из группы Ф-33 Володя С. тоже вечером писал письмо маме и заснул в процессе, а когда народ утром продрал глаза после вчерашнего, то на листочке было написано «Здравствуй дорогая мамочка!     Такие мои дела, Володя», то есть после «мамочка!» до «Такие…» не было больше ничего, и подпись была вкривь и вкось через весь листок, а все наши ребята дико гоготали и отправили это письмо его родителям, пока он продолжал спать, и мы с Мишей тогда в Архызе тоже смеялись, а сейчас у меня почему-то текут слёзы.

Дорога довольно круто поднимается в гору, ночью был небольшой снег, многие падают – скользко, но мне нельзя – я тащу в рюкзаке 48 бутылок водки – так решил совет группы – магазина то нет, а на неделю должно хватить, Рома бодро несет на плече красные Алю, а впереди вышагивает наш инструктор Юсуф, балкарец лет сорока, маленького росточка, но с очень большой головой и носом, и длинными седыми волосами, на веревочке он ведет очень симпатичного барашка под цвет волосам. Наконец показались черные деревянные бараки – это высокогорная станция Лунная Поляна, ослепительно сияет снег, его здесь сказочно много, здорово покатаемся-поваляемся мясца наевшись, нас встречают два молодых инструктора-чеченца и повариха – первым делом обед, а потом получаем лыжи и ботинки, как говорят «деревяшки» с длинными пружинами креплений, – никакого пластика, и неуклюже ковыляем на выход из сарая, где нас ждёт Юсуф. Подъемник бугельный – наверх идет проволока, за которую надо цепляться металлическим крючком на веревочке, Юсуф показал как можно лишиться при этом пальцев, а проволока естественно движется и тащит наверх лыжника, потому что ее крутит мотор с коробкой передач, которую я мог бы начертить для Наташи тушью рейсфедерами и циркулями из желтой полированной готовальни немецкой фирмы Рихтер, которую мой дедушка Ханин Львович привез из Германии после войны в качестве репараций, но пока что подъемник не работал, потому что  Юсуф учил нас делать поворот: все по очереди съезжали с маленького холмика, и он каждому кричал «Палька кол дэлай малчик!», или «дэвушка», и я тоже с тех пор так всех и учу ездить на горных лыжах – втыкаешь палку в снег, и лыжи сами поворачивают, вычерчивая на снегу дугу как циркуль. Когда мы освоили поворот, Юсуф включил подъемник, и мы стали цепляться бугелями за проволоку, но очередь до меня так и не дошла, потому что трос лопнул и все попадали в снег, на чем тренировка закончилась, и мы пошли ужинать, испытав приступ неземного счастья, когда снимали горнолыжные ботинки, а лыжи поставили у горячей печки, как положено – из песни слова не выкинешь.

Ужин был праздничный – водку я тащил не зря, было очень весело, но с устатку, если нужно выразиться политически корректно, все превысили норму, чеченцы обнаглели и стали приставать к девочкам, и высокая и весьма рельефная спортсменка Ира Фролова залепила пощечину одному их них, что привлекло внимание Ромы, и он интеллигентно предложил обидчику выйти на улицу поговорить, походя отказавшись от моей помощи, не зная, что у меня был первый разряд по бадминтону и второй по беговым лыжам, но попросил подержать стакан. Через минуту Рома вернулся, один, взял свой стакан и сел за стол рядом с Ирой, а я и еще несколько ребят выбежали на улицу, где у крыльца в снегу лежал инструктор в состоянии грогги.

На следующий день половина группы не смогла выйти на склон, среди них был и Рома, предложивший мне покататься на его пластиковых лыжах Алю, на что я и с радостью согласился, забегая вперед, скажу, что катался я на них всю неделю, поскольку мастер спорта по горным лыжам и самбо Иоффе запил по серьезному и ни катание, ни даже Ира - мастер спорта по волейболу его не интересовали, да и не стал бы он без подъемника лазить на гору, а мы с Мишей каждое утро делали необходимое усилие и, положив лыжи на плечо, маленькими неуклюжими шажками в этих чёртовых "испанских сапогах" карабкались по склону, забираясь каждый раз всё выше и выше, а потом съезжали вниз под одобрительные крики Юсуфа "Палька кол дэлай!" и "Калэни пасылнэе згибай!"

Хижин было две, в одной мы все спали вповалку на деревянном настиле, где из белья были ватные подушки и синие тюремные одеяла, а в другой была столовая с кухней, где каждый вечер устраивали банкет, а потом пели и танцевали под магнитофон Яуза, а самой популярной была песня «Хенки-пенки» в исполнении Яноша Кооша, мелодия которой у меня до сих пор звучит в голове, и удалить ее не представляется возможным – «My baby does the Hanky Panky....» 

Снег валил каждую ночь, намело, наверное, футов семь, дорогу полностью занесло, и мы были отрезаны от Архызской базы, но Юсуф уверял, что все будет хорошо. Из-за этого снега человечество чуть не лишилось автора этих строк. Все как один пошли в «клуб» на танцы, а я задержался, ища мои часы «Ракета», подаренные мне моим дядей на 18-летие, имевшие такой прямоугольный циферблат и календарь, ну нигде нет, ну украл их инструктор, а я везде искал, все кармашки рюкзака вывернул, и, видимо с расстройства вышел не в ту дверь, и сразу провалился в снег, с головой, такой пушистый и мягкий, а поскольку с этой стороны хижины земля шла под уклон, то я ещё вызвал небольшую лавину, которая унесла меня метров на десять вниз, и остановил меня ствол поваленного дерева, на который мне удалось встать и высунуть голову из снега, кричать бесполезно: клуб с другой стороны дома, да там так грохотала музыка, что я смог различить ритм Venus, естественно в исполнении Shocking Blue, с кем там интересно танцует медно-рыжая Таня с ее глазами цвета изумрудно-бирюзовой воды Генуэзского залива, хотя я, конечно, ближе к концу учебного года или летом женюсь на Наташе, может она забеспокоится и пойдет меня искать, или друг Миша, из-за которого мы в доме Туриста отравились этой гадостью цвета брома и такой же токсичной, отклеится от Нади и поинтересуется, руки начинают мерзнуть – варежки очень бы пригодились, и шапка, надо что-то делать, хорошо хоть светится окно в хижине, а то пришлось бы ориентироваться по звездам, сверкающим невероятно ярко, но сейчас не до астрономии, которую я прогуливал в школе, потому что считал, что лучше поиграть в это время в волейбол в спортзале, от которого у меня был ключ, данный мне как председателю спортсовета спецшколы №9 (не для дураков) нашим учителем физкультуры Тепляковым, про которого на доске объявлений висела заметка как он геройски воевал и взял в плен множество немцев, и если бы меня кто-нибудь попросил нарисовать самого типичного русского человека, то, если бы я умел, нарисовал бы Алексея Михайловича с его мощной фигурой, открытым лицом и волнистыми тёмно-русыми волосами, которые моя американская внучка Талия назвала бы “dirty blond”, но однажды мой любимый учитель совершил нечестный поступок: когда мы бежали на школьных соревнованиях по лыжам пять километров и результат на второй разряд был 20:45, а я финишировал 20:47, он подделал протокол и написал мне 20:44, чтобы я получил этот синенький значок с золотой фигуркой лыжника и циферкой «II». Я разбросал снег вокруг дерева, на котором стоял, и образовал воронку почти да земли, с постоянно осыпающимися краями, и отсюда начал рыть, что-то вроде туннеля вверх по склону, из-за леса взошла Луна и осветила свою Поляну – о, как же далеко ещё до хижины, под снегом я нащупал какие-то корни, а когда вытащил один на поверхность оказалось, что это рододендроны с белыми бутонами и полураспустившимися цветами. Постепенно я полз вверх, стараясь перебрасывать пушистый снег руками спереди назад, напоминая плывущего баттерфляем или брассом, упираясь ногами в скользкие цветы, их надо сбросить с перевала, а снег все время засыпал меня с головой и было трудно дышать, и я вспоминал всю свою такую счастливую жизнь, и родных, и предполагал, что подумает мама, когда ей сообщат, и пальцы наверно придется ампутировать как Морису Эрцогу на Аннапурне, и за это время я прослушал не менее ста раз Хенки-Пенки, Венеру и лирические "Водку найду" Смоков и "Зеленые Поля" – после быстрых танцев нужен был «прижим». Наконец автор дотянулся до порога и заполз в хижину, ребята возвращались с танцев и кто-то заметил: « Вон где Димка-то, прямо на полу отключился.»

За день до нашего исхода из Лунной Поляны к нам пробился трактор, на прицепе он притащил автолавку с несколькими ящиками водки и это всё, видимо внизу решили, что мы замерзаем, и правильно рассчитали: от 48 бутылок осталось две-три и было решено приобрести еще четыре на гран-финале, а продавец кавказской национальности ожидал большего, выразил обиду в нецензурной форме и уехал.

Наступило последнее утро в жизни нашего несчастного барашка, все кто мог стоять на ногах, вышли кататься на солнечный склон и продемонстрировать параллельный поворот, который можно сделать даже на длинных деревянных лыжах с металлическим кантом, привинченным тысячей маленьких винтиков по всей длине, и Рома впервые явился на тренировку и, сидя на пне, давал всем профессиональные советы как ездить по буграм и поворачивать, используя французскую технику «авальман», которую он сам освоил в Альпах в детстве спускаясь с Монблана, потому что Юсуф жарил шашлыки и Надя с Ирой варили на костре картошку, а на суку висела седая косматая шкура, с которой на снег изредка падали капли крови, мы с Таней медленно поднимались по снежным ступеням и я тащил две пары лыж, а она несла палки, потому что она растянула ногу, но всё-таки хотела покататься напоследок, и советовала мне учить французский язык, чтобы понять, что «авальман» означает проглатывание, то есть лыжник как бы «глотает» неровности склона при каждом повороте, а баранину она есть не будет, потому что это жестоко убивать, хотя конечно пахнет невероятно вкусно, но ты можешь кушать – мне совершенно неважно. Мы синхронно и параллельно съехали до самого низа, и тут услышали страшный крик «Берегиииись!» - это летел с самого верха Миша Брин и, не делая кол палкой, он со всей скоростью врезался в мангал и Юсуфа, и шашлык перемешался со снегом и углями, но все остались целы и невредимы, и потом ужасно смеялись, и все равно всё съели-проглотили, и было очень вкусно, а про барашка я не вспоминал до тех пор пока мы с Мишей не поехали покататься на лыжах с горы Хермон.

Мама и папа встретили меня утром на Казанском вокзале, и мы пошли домой, идти было совсем недалеко – мы жили около Трёх Вокзалов, а там нас ждали мой брат Витя и Наташа, а коллоидную химию я пересдал через неделю, и будущая профессор и заведующая кафедрой Шабанова поставила мне за Гюи-Гельмгольца отлично. Мы несколько раз встречались с Архызской группой на квартире у Нади Селиной, и пили всякую дрянь, и танцевали, и Савелий играл на гитаре Домбайский вальс и песни про наши горы, и однажды я стал ему подпевать, а он бестактно сказал что-то вроде «Не можешь петь – не пей», и я обиделся, и перестал приходить, и все заглохло. Рома уехал в Челябинск работать инструктором по горным лыжам, Таня летом вышла замуж, а я записался на курсы французского языка, который вела очень красивая преподавательница по фамилии Филатова.

© Dimus, February 2025